На крыльце больницы огрызок веника поспешно обстукивал ноги от снега. Дверь скрипнула от жгучего мороза и медсестра, снимая деревянные от холода варежки, быстрым шагом направилась к главному врачу.
Длинный коридор деревенской амбулатории был пуст в канун Нового года. Ранние зимние сумерки подводили рабочий день к концу.
Не дожидаясь приглашения войти, едва постучав, она заглянула в кабинет:
- Ростислав Сергеевич, можно?
Седовласый врач покачал головой, угрюмо посмотрев на остатки снега на сапогах.
- Ну, Ольга, какие новости? - как бы между прочим, сказал он, продолжив перебирать стопку годовых отчетов.
Медсестра говорила взволновано, щеки раскраснелись от тепла.
- В доме №*, дети действительно больны, у младшего тяжелый грудной кашель. Мать отказывается везти в больницу. Я уговаривала...
- Заявление об отказе взяла? - басом прервал он...
- Да, да, конечно, вот - она протянула из сумки фельдшера холодный листок заявления, на котором кривым почерком была зафиксирована ответственность родителя за отказ госпитализировать ребенка.
- Ростислав Сергеевич, у одного из близнецов подозрение на воспаление, он требует госпитализации. Может вы его осмотрите и принудите к лечению… они вас побаиваются, вот и послушают - тараторила она дальше.
- Так, так, это хорошо - доктор удовлетворительно прошелся по заявлению и, добавляя его в папку историй болезни, продолжил - Послушать можно… но как бы то ни было, против силы я же не отвезу дитя в районную больницу, тем более грудничка… надо бы милицию собой брать, а уже вечер 30-го декабря.
Он поднялся, чтобы отправить готовую папку на полку шкафа, и под его весом старые доски пола скрипом взвыли о милосердии. Тучный старый глав. врач, как военный, всегда был немногословен. Коллектив между собой именовал его кратко - шеф.
- Ох уж эта семейка… - проворчал он. - Ладно, в первых числах января к ним обязательно загляну, - и добавил для убедительности, - без прав оставим в этот раз уж точно. Проявление симптомов к тому времени будет яснее, а сейчас… ступай-ка домой, хватит тебе на сегодня, – и вслед закрывающейся двери добавил, - Снег не разноси, санитарка уже ушла!
"Оббегаешь тут всех", - ворчал часто шеф на невозможность просящих привезти больного. Лошади или велосипед были основным деревенским транспортом, да и не в каждом дворе они были. У амбулатории же единственными колесами «скорой» была подвода с личным кучером шефа - поддатым Николаевичем. Старая лошадь безошибочно знала свой протоптанный маршрут. Путь простой - от дома к амбулатории и обратно. Редко ее удивляли новым поворотам в сторону домов больных.
К счастью, деревенские жители отличались закалкой. Внимания требовали лишь новорожденные да старики с их наскучившей просьбой ставить капельницы. Всех остальных на прием шеф ждал в рабочее время.
Медсестру Ольгу сперва за молодость, а потом за неумение отказывать, всегда отправляли первой на "разведку" - осмотр на дому. Деревню она знала с закрытыми глазами - с каждым его проулком, детьми, стариками и уже ласково встречающими собаками. Часто ее день начинался или заканчивался пешим обходом, ну а если случай требовал подкрепления, шеф отдавал приказ второму доктору на службе или подкреплял визит своим авторитетным присутствием.
Эхо коридоров усиливало стук медленных шагов медсестры, направляющихся не к выходу, а к рабочему месту. Ольга обдумывала увиденное.
Утром соседи сообщили, что в доме №* слышат плач и кашель детей. Эта "семейка", как выразился шеф, на всю деревню была известна скандальностью и неблагополучием - мать пьющая, отец вернулся из тюрьмы, дети без присмотра, голодные, в легких одежках, в доме с редко топленной печью. По первым двум детям сельсовет уже пытался добиться лишения родительских прав, но мольбы матери «позвольте исправиться» оттянули дело. Вскоре изменения в этот дом действительно пришли, но только не в виде заботы, а а в виде увеличения числа страдающих по углам. Девять месяцев назад родились близнецы. Мальчики были здоровые и в показателях роста отставали только по весу, который Ольга со вздохом вносила в мед. карту.
- Ты чем детей кормила? - выясняла она.
- Молок-Ом! - икая с похмелья отвечала та, а на столе, загруженном немытой посудой, кастрюля выдавала остатки недоваренной каши на воде, напоминающей жмых.
Сельсовет и соседи передавали время от времени еду и вещи, но увы - съедобное шло на закуску, а вещи умножали горы грязного белья. Вся внешняя помощь поглощалась пропастью эгоизма родителей.
В тот день, придя по вызову соседей, Ольга застала больных детей и мать, притупившую беспокойство алкоголем. Дети ползали по изорванному матрасу на холодном полу, ревели, кашляли, а щеки от жара горели.
- Я сама вылечу, не он первый. Вот, на! Подавись своим заявлением. За себя отвечаю и за них, если нужно, отвечу! - кричала мать в ответ на настоятельные просьбы медсестры отправить детей в больницу.- Давай, катись отсюда, пока муж не проснулся, - добавила она, выталкивая ее в спину.
В темном свете комнаты Ольга рассмотрела на диване силуэт мужчины, погрузившегося в сон на вновь обретенной свободе...
Ольга сидела за столом своего кабинета. Неспокойно на душе... Впервые ноги домой не вели, хотя там ждали свои шестеро детей. Старшие уже должно быть ужин приготовили, младшие обещали убраться и приготовиться к украшению елки.
Она всмотрелась в чистоту морозного рисунка на окне. Заявление в деле снимает медицинскую ответственность с нее и с шефа в случае чего… но от этого «в случае чего» груз на душе становился тяжелее.
- Оля, ну что ты не собираешься, - от нарушившего тишину звука голоса она вздрогнула.
Второй доктор больницы, Степановна, куталась в пальто. Она остановилась, застегивая пуговицу, и всмотрелась в потухший взгляд Ольги.
- У каждого врача свое кладбище - вздохнула она, как будто прочитав мысли Ольги. - На моем врачебном пути самые сложные — это больные, отвергающие помощь. Мало того, что нужно поставить правильное лечение, так еще и заигрывай на задних лапках, чтобы они в него уверовали.
Подумав немного, доктор добавила:
- Шефа нечего ждать... Вместе пойдем. До завтра доживет?
- …надеюсь - оживилась Ольга.
- Ну, тогда с утра вместе на штурм, - решительно заключила, - а сейчас темно даже домой идти, пойдем.
К утру метель замела деревню по заборы и усердно продолжала свою зачистку вьюгой.
- С такой метелью госпитализируем уже после Нового года, - перекрикивала свист ветра Степановна, - никакую машину из района в такую погоду в село не загонишь...
Степановна и Ольга, держа над собой сумки с медикаментами, плыли по сугробам в дом №*. Входя в дом, обе приготовились дать отпор гневу хозяев, но вместо него встретили испуг на их помятых лицах. Кашель к утру обострился, вызвав спазм. Ребенок задыхался….
Сбросив заснеженные пальто, Ольга и Степановна бросились к ребенку. Они применяли одно средство за другим, радуясь всему, прихваченному «на всякий случай». Действия медиков сопровождались воплями матери и перепуганных детей, а отец, взявшись за голову, молча наблюдал суету из своего угла. Вдруг, осмелев с похмелья, он с треском всадил нож в грязный деревянный стол и отчетливо прошипел:
- Если умрет - живыми отсюда не выйдете.
Презрительно оглянувшись через плечо, медики ответили ему не менее острым взглядом. Лихоумным для правоты много не надо, но надоумливать тоже не время. В опытных врачующих руках спазм поддался и начал отступать. Дыхание ребенка все еще было слабым, но щеки стали наливаться здоровым цветом.
- Беги в амбулаторию, а я побуду с ним. Пробуй дозвониться до районной больницы. - скомандовала доктор Ольге, - нужно сегодня же отправить.
Ольга бежала, на ходу закутываясь в пуховый платок, метель успела замести протоптанные следы. Погода была сказочно-новогодняя, но запомнилась свирепой и немилосердной. Прокладывая собой новую тропу, Ольга вышла на широкую дорогу деревни и остановилась, вдали что-то блестело.
«Неужто машина», - не верила глазам. Снегопад поглощал звуки мотора, лишь лучи фар рассекали серость вьюги. Она судорожно замахала руками и перекрыла собой дорогу.
- Машина! Машина! - радовалась она.
- Ольга! Тьфу ты, испугала! – выглянула голова из окна кабины. – С наступающим! - смеялся знакомый голос водителя "бобика" скорой помощи районной больницы.
- Откуда она здесь, мы же не вызывали, - путалось все в голове.
- Срочно, туда, туда! - она запрыгнула в кабину, направив карету спасения к дому №*.
По пути она не верила своим ушам. Неужто бывают такие случайности. Водитель болтал оживленно:
- Дежурю два дня. Уже и отметить канун с хлопцами хотели, так начальство отправило меня к вашему лесу за елкой для больницы. У вас-то елок вон сколько - он протянул руку в сторону темнеющего леса, окружавшего село с незапамятных времен. - Лень ехать было вчера, вьюгой сегодня наказали, – хохотал сам над собой за баранкой, - Каждый год отправляют к вам за лучшей хвойной красавицей. Праздничный дух больным поднять, вот как! - улыбаясь подмигнул отогревающей руки медсестре.
Свежесрубленная елка шуршанием поддакивала рассказчику, подпрыгивая в машине на кочках.
Разбиваясь снежинками об лобовое стекло, метель начала смягчаться. Путь в районную больницу сопровождался уже тихим снегом. Там, в больнице, детей ждало право на жизнь в новом, и не только, году. А первым заключением, полученным от врачей, было лишь недоумевающее «родились в рубашке».
Тот Новый год стал их особым праздником в тепле, сытости, с подарками судьбы и яркой елкой в холле больницы, неожиданно прибывшей вместе с ними.
«Родившиеся в рубашке»… много таких в нашей деревне, история каждого полна чудес. Старые люди, рассказывая, добавляют «у бога рук нет».
А эту зимне-новогоднюю историю надежно сохранила память из детства шестерых (одной из которых была я)… которые а в канун того Нового года, в морозное окно выглядывали свою чудотворницу с работы.