Сегодня мы представляем вам новый чудесный Юлии Петровой, детского психолога и автора книги Соленое имя, отрывки из которой мы уже публиковали ранее. Немного магии, много любви и человеческих отношений. Рассказ, от которого становится хорошо на душе.
− Расскажи ещё раз.
Я требовал историю каждый раз после ссоры, во время болезни или когда шёл дождь. Одним словом, постоянно. Характер у меня сложный. Как и климат породившего меня края. Болел я редко. Симулировал часто. Болеть, так с выгодой.
− Расскажи, как я у тебя появился, – повторил я.
В предисловии она присаживалась на край кровати. Во вступлении поправляла одеяло. Прежде, чем начать, улыбалась детской настойчивости.
− У меня было видение, – сказала она. – Это как заглянуть за горизонт или на секунду выдержать взгляд на солнце. Невозможно. Но мне удалось, и я увидела будущее. И тебя в нем.
Однажды она призналась, что долго не принимала ухаживания отца всерьез, пока не познакомилась со мной.
Отец пригласил ее провести выходные на даче, на которой мы жили все лето. Я пошёл с соседскими детьми на озеро. Отец поехал встречать ее на станцию. Оставил ее в доме освежиться, а сам пошёл за мной.
Я увидел ее первым. Солнце опускалось за холм, по которому мы взбирались, чтобы сократить путь к дому через поле с высокой травой. Она стояла на веранде и смотрела на закат. Не видела нас. Постаревшее за день солнце отчаянно и ярко доживало минуты и нещадно слепило глаза. Дикая трава цеплялась за ноги, тянула к земле. Отец взял меня за руку. Трава достигала груди. Я словно плыл, помогая себе свободной рукой. Она уловила движение черных контуров среди оранжевого неба и приложила ладонь ко лбу. Так и простояла, пока мы не приблизились.
− Я нервничала, – признавалась она потом. – Но не потому, что хотела тебе понравиться. А потому, что оказалась внутри видения, которое открылось мне пятнадцать лет назад. Мое будущее стало настоящим и я здорово испугалась.
Когда не стало отца, я остался жить с ней. Бабушки, дедушки, тети, дяди – у меня большая семья и я – единственный ребёнок – обрел роскошь сироты: выбирать. Я выбрал ее.
По вечерам мы прогуливались по городу, подбирали брошенную мебель, растения в горшках и игрушки. Она бы и животными занялась, но наш город славится отсутствием бездомных животных, хотя бездомных людей здесь полно. Иногда можно встретить одинокую псину с ведерком для подаяний в зубах. Не сомневайтесь, у собаки есть хозяин, который отлучился. Она обожает все брошенное. Наверное, и за отца согласилась выйти, предчувствуя его скорую кончину, чтобы я стал одной из ее находок.
Они с отцом купили место под бар. Но дальше подписи купли-продажи дело не двинулось. Теперь там хранится найденная нами мебель и безделушки. Она приводит их в порядок, а потом выставляет на продажу или жертвует. Иногда приходят знатоки и за хорошие деньги скупают находки.
Больше всего мы находим стульев. Она шутит, что «стулья» – хорошее название для бара. Для большего шика я предложил перевести название на любой иностранный язык. Такие словечки привлекут больше клиентов. «Ага, – прыснула она. – Например, ацукьдай чка. Это по-лезгински».
Однажды я увидел ее с покупателем. Тот рассказывал что-то, а она хохотала на всю улицу: звонко и заразительно. Не знал, что она умеет так смеяться. Отец никогда не мог ее рассмешить. Отец не умел шутить. Он этого не понимал и пускался в объяснения. Отчего шутка теряла последний намек на юмор. Отец расстраивался ещё больше. Он относился к типу людей, до которых как до жирафа, или юмор настолько тонок, что потребуется МРТ, чтобы понять смысл шутки. Поэтому в какой-то момент отец перестал шутить. Совсем. Думаю, это его парило. Ты можешь быть не в состоянии обеспечить свою женщину, не дарить ей украшения, можешь быть неважным любовником, но ты обязан смешить ее. Хотя бы на это ты должен быть способен. Слава богу, отец хорошо зарабатывал и обладал щедростью, обратно пропорциональной чувству юмора.
Он был добряком. Я любил его. Но когда он умер, я отчетливо понял, что его смерть я переживу. А если бы умерла она, я бы точно связался с дурной компанием и вляпался в дерьмо, чтобы справиться с горем. Наверное, со смертью мамы часть меня застыла. Со временем эта часть отмерла бы и отпала, как засохшая ветвь. Но в нашей жизни появилась она и я снова стал целым.
Мне нравилось ее смешить. Поэтому я здорово разозлился на ее смех. Стало казаться, будто со мной она смеялась наиграно, искусственно и ради приличия. Мы поссорились тем же вечером. Я наговорил гадостей. Началось с того, что я нарушил разом все правила и запреты. И когда она указала на это, я кинул ей в лицо самую главную гадость.
− Ты мне не мать. Ты мне никто.
Я ждал слёз. Тогда бы я утешил ее и, может быть, сказал, что тот мужик мне не понравился. И может быть, даже признался, что мне страшно, вдруг она снова выйдет замуж, и новый муж невзлюбит меня, и я стану ей не нужен.
Но она не плакала. Даже глаза не увлажнились. Они сузились, а лицо окаменело. Она подобралась и сказала тихо, но очень грозно, что несмотря на мои полные девять, единственный взрослый здесь – она. И она будет решать, что для меня хорошо, а что плохо, что можно, а что нельзя. Потому что она за меня отвечает.
В общем, расплакался я. И ей пришлось меня обнимать, успокаивать и признаваться, что ненавидит быть строгой, и, конечно, она – не моя мать и никогда ею не будет, и ни в коем случае не метит на ее место. Она – это она. И она – семья.
Вечер закончился горячим какао в кровати и историей, как я у неё появился.
Я спросил, почему у нее нет своих детей. Она сказала, что дважды была замужем. Первый брак – короткий. Никто не успел подумать о детях. Второй брак – длиннее первого. Но она потеряла ребёнка. На том брак и закончился.
− Ты знаешь, – сказала она после долгих раздумий, – есть такие пары, которых ребёнок сплачивает. А есть такие, которых разобщает. Мой второй брак был таким. Проблемы начались, как только я забеременела. Ребёнок это почувствовал и не захотел быть с нами.
Она долго молчала. Я знал, это не конец.
− Я была в глубоком отчаянии, – продолжила она. – Страшное чёрное время.
− Ты хотела умереть? – шёпотом спросил я.
Она улыбнулась, пряча удивление.
− Да, – ответила упавшим голосом, – я думала, моя жизнь кончена и я не выберусь. Но потом я увидела видение. Я увидела тебя, плывущего через высокую траву мне на встречу.
− И что это значило?
− Что в моей жизни будет другая жизнь.