Покупала сыр в супермаркете. Продавец, милый смешливый парень, улыбался каждый раз, когда я, по его мнению, делала правильный выбор. Гравьера из Амфилохии, фета из Калавриты. Я закончила с покупками, собралась уходить, но он меня притормозил:
— Подождите, вы не купили анфотиро.
— Но я не хочу анфотиро.
— Как не хотите? Сейчас же его сезон! Как раз вышел свежий анфотиро. Попробуйте, а?
— Ладно, – говорю, – раз вы настаиваете…
Продавец протянул мне на бумажке кусочек белого сыра: в меру воздушного, в меру сладкого, похожего на хорошую творожную пасху.
– Да, действительно, – согласилась я, – очень вкусно.
– Теперь вы всегда будете его покупать, – с торжеством наркодилера, провернувшего удачную сделку, констатировал продавец. – Так же и я подсел. Попробовал один раз и пропал…
Осень внезапно амнистировала лето. Сегодня на нашей горе было +25. Мягко пахло сыростью, прелыми листьями. Не по-ноябрьски эластичные тени часто меняли размер и направление.
Прокопия было видно издалека: он нежился и лоснился на солнце, точно отборный соболь. Вальяжно курил и рассуждал со своей помощницей Феодорой о том, чем собака отличается от кошки.
– Собака наивна! – восклицал Прокопий, затягиваясь сигаретой. – Она плохо соблюдает свои интересы. Отсюда – миф о том, что собаки не любят рыбу. Любят, однако стесняются в этом признаться. В то время как кошка, существо более … ммм… практичное, бессовестно поедает рыбу в свое удовольствие... Катерина, иди сюда, я угощу тебя фисташками, – заметив меня, Прокопий приостановил свои силлогизмы.
– Спасибо, не хочу есть, – отказалась я.
– Фисташка не для еды. Фисташка дает силы. Катерина, ты что, не хочешь быть сильной? – изумился Прокопий.
Пришлось есть фисташки – не чтобы стать, но чтобы казаться сильной.
***
Откуда ни возьмись, появился Ефимий. В его лице что-то изменилось. Сегодня он напоминал не провинциального трагика, находящегося под обаянием вина, а известную скульптуру Вольтера – в хламиде, с залысинами и ехидным выражением лица.
Прокопий пришел в свое обычное экстатическое состояние и начал славить вселенную с такой энергией, как будто он имел личное отношение к ее созданию:
– Вы видели? В этом мире ничего не бывает случайным! Все связано, все! Только что подошла Катерина, и тут сразу же ты, Ефимий!
– Нет. Я увидел ее и подошел, – попытался возражать пребывавший в еретическом настрое Ефимий, но Прокопий не смутился.
– Конечно! Естественно! Катерина – не случайность. Она закономерность. Ты видел ее лицо? – строго спросил Прокопий.
(Прокопия, судя по всему, обуревали не только метафизические, но и обычные земные амбиции. Как Анне Павловне Шерер, ему хотелось, чтобы его салон-прилавок был лучшим, пусть в рамках агоры).
– Лицо видел, – не поднимая глаз пробубнил заробевший Ефимий. – Это даже не лицо, а как бы сама доброта и вежливость.
– О мон Дье! Как ты хорошо сказал, – по-французски удивился Прокопий.
И от восторга сотворил греческое крестное знамение, которое по сравнению с российским происходит более компактно: в районе сердца, без затрагивания пупка.
– Ефимий, у тебя не голова, а настоящий акрополь!
***
Апостол, как в барабан, бил себе в грудь длинными руками:
– Я сделаю вам экономику. Лучшую экономику в мире! Народную экономику!
Он поднял на пальцах желтый перец и провопил:
– Смотрите! Я продаю цветной перец за полтора евро килограмм, в то время как весь мир продает его за три! Что это значит? Это значит, что мир скоро даст мне пинка…
– Браво, – поддержал его господин Афанасий. – Но пока ты наш герой, положи-ка мне килограммчик-другой цветных перцев за полтора евро.
***
Госпожа Ариадна заплела седые волосы в две девичьи косы: молодости ей это не прибавило, зато она стала похожа на цыганку.
Ариадна искала себе кофту в лавке у Костаса.
– Девочки! – басом прокричала она, обращаясь к другим клиенткам. – кто найдет кофту самого большого размера, бросайте ее мне! Если ты бедный и толстый, как я, у тебя нет выбора…
***
Манолиса не было. Вместо него торговала его мама, госпожа Василики, – нестарая старуха с выдающимся по-генеральски носом, щегольскими тонкими усиками и хриплым, как у вороны, голосом.
– Взвесьте, пожалуйста, 250 граммов анфотиро, – попросила я.
(Как любой начинающий наркоман, я оправдывала будущее удовольствие иллюзией чувства меры).
Василики положила на весы полкило.
– Милая, это не сыр, это счастье.
– Но… – забастовала я. – Это много. Я… то есть, моя семья… мои не съедят.
– Как это не съедят? – по-гусарски шевельнула усами Василики. – Слава Богу, они не несчастные сироты. У них есть жена и мать, которая заставит.
Здесь ты можешь быть толстым, бедным, не иметь выбора, но у тебя есть возможность стать счастливым. Ну, а если ты этого не хочешь, – тебя заставят.