Подросток экспериментирует с внешностью. Доводит свое тело до неузнаваемости. Почему он это делает? Что по силам родителям в этой ситуации?
Когда ребенок уже прошел первые этапы формирования личности: он понял, кому можно не говорить правду и на кого можно обижаться. Когда он освоил множество своих эмоций на детском доступном уровне, наступает пубертат. А за ним и заметные физиологические изменения. Именно с этих пор у подростка начинаются словно отдельные самостоятельные отношения со своим телом. Какими они будут — во многом зависит от семьи и социума.
Взрослеющий ребенок видит изменения в своем росте, в комплекции, осознает гендерные признаки, знакомится с анатомическими особенностями. Видит во внешности то, что нравится и то, что вгоняет в стыд и кажется непереносимым. И со всем этим надо как-то поступать, как-то к этому относиться. А навыков пока нет. Ведь физический образ — крайне важный аспект для молодого человека, которому кажется, что именно от этого зависит его социализация, принятие или отвержение сверстниками, интерес у противоположного пола.
И пока еще незрелая психика ищет способы соответствия какому-то созданному образу либо возможности выражения эмоциональных сложностей на телесном уровне.
Эксперименты над телом могут быть разными. Давайте разграничим покраску волос, эпатажную одежду, метровые ногти или выщипывание бровей под ноль, пирсинг, тату и особняком стоящие самоповреждения, то есть причинение себе физической боли. Такую аутоагрессию, которая скрывает много больше, чем просто «тренд».
Тренды и около
Вряд ли подросток, живущий в изоляции от общества и соцсетей, стал бы прокалывать себе бровь или набивать тату прямо на шее. Влияние социума в этом вопросе огромно, другой вопрос — какова у каждого мотивация.
Катя: «Мне 15, я веду свой небольшой блог в тик-ток, у меня 3к подписчиков, но мне безумно хочется набрать хотя бы 5-7, как у (известного блогер-подростка). Поэтому я внимательно смотрю за тем, как она выглядит, и стараюсь быть такой же. Недавно я, как и она, проколола септум (прокол перегородки носа), сделала сплит на волосах (одна половина головы одним цветом, вторая — другим). Еще она рассказывает, что хочет залить пигментом яблоки глазные. Но это уже крипово (страшно)».
Никита: «Мне скоро 14 лет, и я сам в ответе за свою внешность, потому что она моя. Для меня это такой этап взросления. И я не откажусь от этого, что бы родители ни говорили. Да они особо и не говорят со мной. Ребята в компании уважают за то, что я не парюсь про их мнение. У нас в компании кто-то каждый месяц делает что-то новое — бридж прокалывает, тату какое-то. Это у нас как ритуал принадлежности к "стае". Нам нравится. Я там — среди своих».
Что думают родители?
Елена: «Нашему сыну 15 лет, он безумно хотел тату с любимыми цифрами. У мужа у самого все руки и спина набиты. У меня есть на щиколотке тату. Как объяснить подростку, что нам можно, а ему — нельзя? Пример ведь мы. Поэтому самое лучшее, что мы могли в этом вопросе сделать — найти мастера и заплатить нормальную цену, чтобы не переживать, что ему набьют тату где-то в подвале, в полной нестерильности. Я не считаю это потаканием — это взаимопонимание, потому что в нашей ситуации было бы нелепо запрещать. Он бы сделал назло. А так сделал небольшую, и, может, больше не появится желания».
Иван: «Дочке 16 лет. Я ращу ее один, мать умерла. Сначала я ее чрезмерно баловал, а в один момент испугался, что не справляюсь и слишком много свободы даю и прямо пережал в контроле. И, видимо, в самый неподходящий момент. Она назло мне в один день буквально чуть ли не все лицо проколола. Я прошу снять, еще успеет зарасти, не будет следов. А она — никак. И что делать — не знаю, и отношения все хуже».
А специалисты?
Огромное количество исследований и опросов показывают, что в основе экспериментов с телом, помимо желания социализации в своем ближнем круге, следования моде, этапа взросления и поиска идентичности лежит отсутствие теплых и доверительных отношений со значимыми взрослыми.
Например, исследование, опубликованное в журнале Journal of the American Academy of Child & Adolescent Psychiatry, показало, что самоповреждающее поведение у детей часто связано с родительским стрессом, который дети воспринимают как враждебность по отношению к себе. Что это может быть? Эмоциональная холодность, отстраненность от помощи, усиление конфликта между детьми и взрослыми, между двумя родителями. То есть психологическое состояние самого родителя естественным образом сказывается на атмосфере в семье и на отношениях с ребенком. И все это по цепочке усугубляет зародившиеся сложности.
Мария Васильева, хирург, Санкт-Петербург:
«Как врач могу сказать, что очень важно донести до подростка опасность подпольного пирсинга и тату. Как минимум, это большие риски воспаления, как максимум — нестерильные расходники и передача ВИЧ-инфекции и гепатитов. Ведь подростки не пойдут в салон — им просто средств не хватит. Будут делать у друзей дома, а там о стерильности и одноразовых иглах говорить не приходится. Плюс для обезболивания они могут самостоятельно обкалывать место прокола лидокаином. А это крайне рискованно без присутствия медика. Лидокаин может вызвать системную реакцию и даже анафилактический шок. Не говоря о том, что на лице есть критические анатомические зоны, колоть которые очень опасно, и "домашние" мастера точно не осведомлены об этом. Поэтому если и делать пирсинг и тату, то у профессионалов. То есть здесь важна родительская поддержка — и финансовая, и в поиске специалиста.
Есть еще момент: некоторые так называемые косметологи готовы делать подростку инъекции ботулотоксина или вводить филлеры. Вот от этого нужно отговаривать подростка категорически. Потому что лицевые структуры еще продолжают расти, ни о какой необходимости сейчас профилактировать мимические морщины нет и речи. А последствия неправильно введенного филлера в те же критические зоны на лице могут быть очень плачевными».
А есть альтернатива?
Запретить и не дать взамен нельзя. Так устроена психика, это нужно всегда держать в фокусе, разъясняя подростку риски экспериментов. Да, скорее всего они осведомлены лучше нас, но все же стоит показать им безопасные альтернативы:
Временные тату. Это могут быть переводные эскизы, которые наносят на влажную кожу с бумаги. Да, держатся всего пару дней, но цвет, размер, рисунок — безграничный полет для фантазии. К тому же участок тела можно выбирать любой и всегда быть разным — это ли не мечта подростка? Тату из хны, мехенди, более стойкие, проявляются на следующие несколько суток, но и держатся до нескольких недель. К тому же отличный способ наладить контакт маме и дочке — ведь эскиз можно придумать вместе и нанести тату обеим.
Ложный или фейк-пирсинг. На любой вкус и почти для любого участка тела. Выпускаются клипсы и серьги на разных типах крепления: магнитах, клее, пружинках, зажимах. Безопасно, быстро, не больно, выглядит как настоящий и снова все тот же аргумент: сменить надоевший образ можно в любой момент и бесследно.
Особым экстремалам. Изменить внешность можно искусно, при этом не нанося себе непоправимых следов: цветные контактные линзы, накладные прядки волос, накладные ногти, брови, ресницы и даже... шрамы!
Говорите об этом с подростком — все доступно. Главное — понимать зачем. И всегда аккуратно намекать, что настроение и видение мира с годами может измениться, а следы на теле придется как-то маскировать. Может, лучше не стоит?
И самое болезненное
Когда эксперименты — не дань моде, а вынужденность, когда они совершаются, чтобы заглушить что-то острое и невыносимое, — это крик о помощи, который нельзя игнорировать! Тату и серьги на лице могут быть вполне безобидными по сравнению с ситуациями, когда подростки причиняют себе боль, царапают, режут кожу. Родители иногда этого не видят, потому что дети делают это на участках, скрытых под одеждой.
Паша: «У меня много мелких порезов. Я их сделал в 15 лет, когда очень испортились отношения с отцом. Он стал мне резко много запрещать, при этом сильно много требовать. Что я уже должен определиться с учебой в вузе, профессией. Что уже взрослый. Что должен думать о будущем. Потому что он в возрасте и не сможет меня долго кормить. То есть я просто разом должен вырасти и все. Было так обидно, но показать кому-то такие чувства я не мог. Меня как предали и выгнали. Больно. И я стал делать себе больно. Честно, на какое-то время становилось прямо легче, страшно сказать — нравилось. Терпишь и словно ты мужик, ты взрослый. Было время — я не мог дождаться, чтобы остаться один дома и потыкать себя иголкой или поцарапать острым».
Виталий Котов, психотерапевт:
«Самоповреждение, селфхарм — это всегда признак огромной тревоги. Многие подростки говорят, что так они обретают спокойствие. Через физическую боль успокаивают душевную. И здесь тонкий момент, потому что их точно нужно вести к специалисту, но родители разумно задаются вопросом: как же это сделать против воли? С одной стороны, взрослые в ответе за несовершеннолетнего и обязаны предпринимать меры, с другой стороны, остатки доверия и контакта можно растерять, силой отправив ребенка на прием. А кого-то и силой уже не поведешь. Здесь единственный совет: все равно говорить! Примерно в таком ключе: "Знаешь, мы очень переживаем и видим, что тебе трудно и больно. Мы мало с таким сталкивались, у нас мало опыта, но есть врачи, которые с такими ребятами находят общий язык, которые точно знают, как справиться, как помочь. Конечно, слова и предписания врача — только рекомендации. Мы выслушаем, ты не обязан им следовать, но давай попробуем. Мы вместе с тобой, мы все это делаем, потому что ты нам очень дорог. Давай попробуем разобраться и дальше решим, нужна нам помощь специалиста или нет". То есть главное в разговоре — не ультиматум, а выбор и свобода, нужно показать ребенку, что он не один, что он важен. Уже это может сыграть огромную роль!»
Комментарий игумена Германа Скрыпника:
«Как Церковь относится к татуировкам? Для того чтобы иметь мнение всей Церкви, нужно всех собрать и прийти к одному общему выводу. Таких собраний было за всю историю Церкви семь. И называются они Вселенскими Соборами.
Собирать Вселенский Собор, чтобы выразить отношение всей полноты церковной по поводу татуировок, слишком много чести. Могу лишь сказать от себя, что татуировки возникли не в нашей культуре, а в языческой. В христианской же культуре всё зависит не от внешних правил или обычаев, а от мотивации. Например, христиане в мусульманских странах часто накалывают себе крест на руку для того, чтобы в случае смерти быть похороненными по-христиански. Также это говорит и об их желании умереть за Христа и исповедовать Его до самой смерти. В балканских странах женщины-христианки накалывали даже языческие тату, чтобы их насильно не забрали в гарем.
Психологи говорят, что желание сделать тату свидетельствует о комплексе неполноценности, и указывает на то, что человек переживает кризис личности. Не удовлетворенный своим телом, не имея или не понимая пока своих достоинств, которые можно было бы продемонстрировать, он пытается таким образом поразить других. Между тем новизна татуировки может вызвать удивление не более чем на минуту, чтобы потом утонуть в потоке уже не раз виденных банальностей.
Она, татуировка, является неудачной подменой личности, культуры. А еще — эрудиции, чувства юмора, жизнерадостности, открытости, веры, творческой уникальности. И служит только показателем отчаянных поисков собственного "я", все более кричащего, поиском в тех местах, где его не было, и быть не может никогда».
